Генрих Маркс — Карлу Марксу #

В Бонн

Трир, 18—29 ноября 1836

[# 600] Милый Карл!

Прежде всего, несколько слов о моем письме, которое, возможно, огорчило тебя. Ты знаешь, что я не хочу педантично пользоваться авторитетом отца. Я могу и собственному ребенку признаться, если в чем-либо неправ. Я, действительно, сказал тебе, чтобы ты написал, когда немного осмотришься. Все же, коль скоро дело затянулось, тебе следовало бы не так буквально принимать мои слова, — тем более, что ты знаешь, как беспокоится и боится за тебя твоя добрая мама. Ну, об этом хватит.

Твое письмо, которое я разобрал с трудом, доставило мне много радости. Я не сомневаюсь в твоей доброй воле, в твоем усердии, а также в твоем твердом намерении совершить что-то дельное. Пока же меня радует, что начало занятий тебя удовлетворяет, они даются тебе легко и что ты понемногу входишь во вкус своей профессии.

Девять лекционных курсов, мне кажется, многовато. Я не хочу, чтобы ты делал больше, чем могут выдержать тело и душа. Но, если тебе это не слишком трудно, пусть будет так. Поле знаний неизмеримо, а время ограничено. В следующем письме ты мне, вероятно, напишешь побольше и поподробнее. Ты знаешь, как меня интересует все, что тебя близко касается.

Ты не должен треб[овать] от лекций по праву […] нежности и поэтичности. Сама материя не допускает […] поэтического творчества, тебе придется с этим примириться и […] счесть достойным глубоких мыслей. Извини […I предметы.

Что еще тебе сказать? Читать наставления? Чтобы […] сказать тебе то, чего ты не знаешь? Хотя ты достаточно одарен от природы […] Твой ясный ум, чистота твоих чувств, твоя неиспорченность не дадут тебе свернуть с правильного пути […] А мои желания тебе хорошо известны. Я хочу, чтобы ты добился […], чего при менее благоприятных обстоятельствах […] не мог достигнуть я. Желаю тебе стать тем, что могло бы получиться из меня, если бы я появился на свет в столь же благоприятных условиях. Мои лучшие надежды ты можешь и оправдать и разрушить. Может быть, неправильно и одновременно неразумно возлагать свои лучшие надежды на одного человека и этим подрывать свой собственный покой. Но кто, как не природа, повинна в том, что и не слишком слабые люди проявляют отцовские слабости?

Тебе, милый Карл, выпало на долю счастье, какое редко достается юношам твоего возраста. Ты в самом начале своего [# 601] жизненного пути нашел друга, и притом друга весьма достойного, старше тебя и опытнее. Умей ценить это счастье. Дружба в подлинном, классическом смысле этого слова — прекраснейшая жемчужина в жизни, а в таком возрасте, как твой, — совершенно необходимая для жизни. Лучшим пробным камнем твоего характера, твоего ума и сердца, более того — твоей нравственности, будет то, сумеешь ли ты сохранить этого друга и остаться достойным его.

В том, что ты остаешься нравственно чистым, я действительно не сомневаюсь. Но все же великим двигателем морали является чистая вера в бога. Ты знаешь, я далеко не фанатик. Но человек раньше или позже испытывает [потреб]ность в вере, и в жизни бывают минуты, когда даже безбожник [нево]льно склоняется перед всевышним. И это обычно так […], ибо каждый может поклониться тому, во что верили Ньютон, Локк и Лейбниц.

[Господин] Лёрс очень обиделся, что ты не нанес ему прощального визита¹. Он [сказал] господину Шлику, что так поступили только ты и Клеменс. Мне пришлось решиться на невинную ложь и сказать ему, [что…] мы были там в его отсутствие […] Общество […] упоминание тебя вместе с Клеменсом мне не слишком понравилось.

Господин Лёрс назначен вторым директором, и вчера для введения его в должность сюда прибыл в качестве комиссара господин [Брюгге]ман. Было очень […] торжественно: господин Б[рюггеман] и господин Лёрс выступали с речами. Днем господин Лёрс дал большой обед, на котором присутствовал и я. Многие, с кем я здесь беседовал, осведомлялись о тебе, и со всех сторон мне желали счастья в связи с тем, что господин Виненбрюгге — твой друг. Я, право, очень хочу познакомиться с ним и буду весьма рад, если вы оба посетите нас на пасху и, разумеется, погостите здесь. Я воспринял бы это как знак его дружеского расположения к тебе.

Итак, милый Карл, будь здоров и, давая питательную и здоровую пищу своему уму, не забывай, что на этой грешной земле тело — его вечный спутник, от которого зависит состояние всего организма. Хилый ученый — несчастнейшее существо на свете. Поэтому занимайся не больше, чем это позволяет твое здоровье. Добавь сюда ежедневные прогулки и умеренность, и я надеюсь обнять тебя окрепшего духом и телом.

Трир, 18 ноября 1835 г.

Твой преданный отец

Маркс

[# 602] А propos!² Твое стихотворение я читал по складам. Говорю тебе, милый Карл, со всей откровенностью: я твоего стихотворения не понимаю — ни его подлинного смысла, ни его тенденции. Для обыденной жизни неоспоримо то положение, что, когда наши самые горячие желания исполняются, ценность желаемого сильно уменьшается, а зачастую и вовсе утрачивается. Вряд ли таков смысл твоих стихов. В крайнем случае это было бы достойно внимания, как нравственный принцип, ибо тот, кто руководствуется этими идеями, избегает безнравственных наслаждений и откладывает даже дозволенное, чтобы тем самым укрепиться в своем желании или даже получить больше удовольствия. О нечто подобном хорошо сказал Кант в своей «Антропологии»³.

Разве ты думаешь найти счастье только в абстрактном идеализировании (имеющем некоторое сходство с мечтательностью)? Короче говоря, дай мне ключ, я признаю свою ограниченность.

[НА ЛЕВОМ ПОЛЕ ПЕРВОЙ СТРАНИЦЫ]

В связи с чествованием господина Лёрса меня крайне огорчило положение доброго господина Виттенбаха. Я готов был плакать по поводу того, что оскорбление нанесено этому человеку, единственным недостатком которого является его чрезмерно доброе сердце. Я сделал все, чтобы выразить ему свое глубокое уважение, и, между прочим, сказал, как предан ему также и ты и что ты хотел написать в его честь стихи, но не сделал этого только потому, что у тебя не хватило времени. Это осчастливило его. Не хочешь ли ты, чтобы доставить и мне удовольствие, послать ему через мое посредство несколько строф?

[ПРИПИСКА НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ ВВЕРХУ СПРАВА]

P.S. Милая мама была занята, и поэтому отправка письма затянулась по сегодняшний день — до 29 ноября. Удивительно, что мы до сих пор не знаем твоего точного адреса.

[ПРИПИСКА МАТЕРИ]

Горячо любимый, дорогой Карл!

С большим удовольствием берусь за перо, чтобы написать тебе. Письмо дорогого отца уже давно лежит готовым, а я все не выберу времени. Между тем мне бы уже хотелось получить от тебя весточку, которая подтвердила бы, что у тебя все в по[# 603]рядке, ибо ты можешь мне поверить, что я очень тоскую по тебе. Мы, благодарение богу, все здоровы, все деятельны и прилежны, и даже Эдуард⁴ так старается, что мы надеемся когда-нибудь сделать из него дельного человека.

Не считай мой вопрос слабостью женского пола: мне хочется знать, как ты устроил свое небольшое хозяйство. Экономия в хозяйстве, как в большом, так и в малом, играет важную роль и является насущной необходимостью. Хочу еще заметить тебе, милый Карл, что чистоту и опрятность ты не должен рассматривать как нечто маловажное, так как от этого зависят здоровье и хорошее настроение. Следи за тем, чтобы комнаты у тебя часто убирались, и определи время для этого. Мойся, милый Карл, каждую неделю губкой и мылом.

Как у тебя с кофе? Готовишь ты его себе сам или устраиваешься еще как-то? Прошу тебя написать мне обо всем, что касается хозяйства. Твоя любезная муза ведь не почувствует себя оскорбленной прозой твоей матери. Скажи ей, что посредством низшего достигается высшее и лучшее.

Итак, будь здоров. У тебя, наверно, есть какие-нибудь желания к рождеству, и, если только я могу их выполнить, я сделаю все с удовольствием. Будь здоров, мой милый, дорогой Карл. Будь молодцом, помни о боге и о твоих родителях. Adieu⁵.

Любящая тебя мать

Генриетта Маркс

Все дети шлют тебе привет и [целуют тебя], а ты, как и всегда, мой самый любимый и хороший.

Впервые опубликовано в Marx—Engels Gesamtausgabe», Erste Abteilung, Bd. 1, Hlbd, 2, 1929

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Примечания #