Редакционное примечание к статье «Проект нового закона о разводе»¹ #

[# 256] Помещенная здесь критика проекта закона о разводе изложена с точки зрения рейнской юриспруденции, тогда как ранее приведенная критика (см. приложение к № 310 «Rheinische Zeitung»)² исходила из точки зрения старопрусской юриспруденции и ее практики. Остается еще третий род критики, — критика, которая отправляется преимущественно от общей философско-правовой точки зрения. Согласно ей уже недостаточно исследовать отдельные доводы pro и contra³, а необходимо развить понятие брака и вытекающие из этого понятия следствия.

Обе ранее опубликованные статьи в одинаковой мере отвергают вмешательство религии в область права. Они, однако, не рассматривают вопроса, в какой степени брак как таковой является по своей сущности религиозным или нерелигиозным. Тем самым они не в состоянии выяснить, как надлежит поступать последовательному законодателю, если он руководствуется сущностью вещей и никоим образом не может удовольствоваться чисто абстрактным определением этой сущности. Если законодатель считает сущностью брака не человеческую нравственность, а его духовную святость, и, следовательно, ставит на место самоопределения предопределение свыше, на место внутреннего, естественного освящения — сверхъестественную санкцию, а на место разумного подчинения природе этих отношений — пассивное послушание заповедям, стоящим над природой этих отношений, то можем ли мы бросить [# 257] упрек этому религиозному законодателю, если он также и брак подчиняет церкви, — которая для того только и существует, чтобы осуществлять требования и наставления религии, — и ставит светский брак под верховный надзор церковных властей? Не является ли это простым и необходимым следствием?

Люди ошибаются, когда рассчитывают опровергнуть религиозного законодателя указанием на то, что те или иные его установления противоречат светской сущности брака. Религиозный законодатель выступает не против расторжения светского брака, скорее он выступает против светской сущности брака. Он стремится частично лишить брак его светского характера, частично же, — там, где это невозможно, — он, считая светский характер брака неизбежным злом, старается дать ему почувствовать каждую минуту его ограниченность, сломить греховную силу его последствий.

Но точка зрения рейнской юриспруденции, остроумно изложенная в только что помещенной критике, представляется совершенно недостаточной. Недостаточно подразделить брак на две сущности: духовную и светскую — так, чтобы одна из них была связана только с церковью и совестью отдельных личностей, другая же — с государством и правовым сознанием граждан. Противоречие не снимается тем, что брак подразделяется на две различные сферы. Напротив, тем самым создается противоречие и неразрешимая коллизия между самими этими жизненными сферами. И кто в состоянии вменить законодателю в обязанность придерживаться дуализма, двойного мировоззрения? Разве всякий добросовестный законодатель, стоящий на религиозной точке зрения, не должен признать единственной силой в реальном мире и в его земных формах то, что в духовном мире и в религиозных формах он признает воплощением самой истины и перед чем он преклоняется, как перед единственной силой?

В этом пункте проявился коренной изъян рейнской юриспруденции, ее двойственное мировоззрение, которое, отделяя, с присущей ему поверхностностью, совесть от правового сознания, не разрешает труднейших коллизий, а разрубает их; отрывает мир права от мира духа, а тем самым право от духа и, следовательно, юриспруденцию от философии. Но в еще большей степени обнаружилась в оппозиции против обсуждаемого закона полнейшая беспринципность старопрусской юриспруденции, проявившаяся здесь самым недвусмысленным образом. Если верно, что никакое законодательство не может декретировать нравственность, то тем более верно, что никакое законодательство не может провозгласить нравственность правом.

[# 258] Прусское право⁴ основано на рассудочной абстракции, которая, будучи сама по себе бессодержательной, восприняла естественное, правовое и нравственное содержание как внешнюю, поверхностную, лишенную внутренней закономерности материю. Эту материю, лишенную духа и закономерности, оно пыталось приспособить, расположить и приладить в соответствии с внешней целью. В своем отношении к предметному миру оно не считается с присущими ему законами, а только со своими произвольными субъективными выдумками и со своими, не вытекающими из существа дела, намерениями. Старопрусские юристы проявили весьма мало понимания природы прусского права. Они критиковали не его сущность, а отдельные внешние его проявления. Поэтому-то они и выступали не против самого содержания и стиля нового проекта закона о разводе, а против его реформаторской тенденции. В дурных нравах они, вероятно, думали найти оправдание дурных законов. Мы требуем от критики, прежде всего, чтобы она критически относилась к самой себе и не упускала из виду трудностей своего предмета.

Редакция «Rheinische Zeitung»

Написано К. Марксом около 15 ноября 1842 г.

Опубликовано в «Rheinische Zeitung» № 319, 15 ноября 1842 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Примечания #