На изобретение книгопечатания¹ #

[# 35] Достойно ли поэта петь чертоги
Властителей иль блеск войны кровавой,
Когда звучат, ликуя, трубы славы
На небесах, где обитают боги?
Не стыдно ль вам? Сокровища таланта,
Сиянье славы расточать, о братья,
На тех, кого история навеки
С презреньем осудила на проклятье?
О, пробудитесь! Пусть взовьется в тучи
Благоговейный гимн,
Досель еще неслыханно могучий!
И если вы хотите, чтоб нетленный
Венок расцвел вкруг вашего чела,
Так нужно, чтобы расцвела
И ваша песнь, гремя по всей вселенной!

У древних без нужды не расточался
Священный фимиам:
У алтаря возвышенных деяний,
Возвышенных умов он проливался.
Но вот пришел Сатурн и мощным плугом
Грудь матери-земли он разрыхлил, —
Тогда увидел человек,
Как семена взросли на почве бедной,
И к небесам вознесся гимн победный, —
Сатурн был богом в тот блаженный век.
А ты не бог ли, кто века назад
[# 36] В живую плоть облек и мысль, и слово,
Что, раз возникши, улетело б снова,
В печатном знаке не найдя преград?

Не будь тебя, — в могилу
Забвения навеки погрузись,
Само б себя и Время поглотило.
Но ты пришел, — и мысль
Раздвинула границы, что мешали
В младенчестве ей развиваться долгом,
И унеслась, взмахнув крылом, в простор,
Где с Будущим Прошедшее заводит
Торжественный и вещий разговор.
Ты, победитель мрака,
Возрадуйся, бессмертный, похвалам
И почестям, что ныне надлежит
Воздать тебе, возвышенному духу!
И, словно показав и твоем лице,
Какая в ней еще таится сила,
С тех пор природа больше никогда
Такого чуда миру не дарила.

Но вот встает она, чтоб новый знак
Могущества явить, и Рейн холодный
Увидел Гутенберга. «Тщетный труд!
Что пользы вам, когда своим пером
Вы жизнь даете мысли, —
Она умрет: над ней уже нависли
Покровы тьмы, забвения фантом!
Какой сосуд в себя вместить сумеет
Бушующие волны Океана?
Так нет пути для мысли, заключенной
В единый том, во все земные страны!
Так что ж? Взлететь? По одному подобью
Несметные творит природа жизни, —
Так следуй же за ней, мое творенье!
И пусть раздастся Истины глагол,
Тысячекратным эхом полня дол
И в высь летя на крыльях вдохновенья!»

Сказал, — и был станок, и вот Европа,
Ошеломленная, глядит, как в миг,
С великим шумом, словно ветер в бурю,
Прорвавшийся, возник
Тот пламень яростный, что в недрах темных
[# 37] Дремал, в глубоких притаившись домнах.
О, крепость зла, невежества покров,
Созданье гнусной ярости тиранов!
Раскрылись недра пламенных вулканов
И потрясли гранит твоих основ!
Кто этот призрак, мрака порожденье,
Нечистый демон, что, забывши стыд,
Себе престол кровавый воздвигает,
Над павшим Капитолием царит,
Всему земному смертью угрожает?

Еще он жив, — но призрачная мощь
Уже слабеет: рушатся вершины,
И далеко вокруг лежат руины.
И царствует на выступе скалы
Одна лишь башня над громадой горной,
Где крепость возвели сыны войны,
В борьбе позорной,
Откуда низвергаются толпой,
Похитив мощь, с громовым криком, в бой.
И башня та стоит,
Заброшена, являя мрачный вид,
Еще, как прежде, дряхлая, далеко
Грозящее вокруг наводит око, —
Но пробил час, и рушится она;
Тогда гудят равнины
Под грудами обломков, и с тех пор
Она лежит, как пугало лесное,
Как чучело, людской смущая взор.

То был венок, что увенчал впервые
Чело рассудка; смело вспрянул ум,
Духовного взыскуя жадно хлеба,
В своем полете обнимая мир.
Коперник в звездное поднялся небо,
Что плотный некогда скрывал эфир,
И сквозь безмерность далей созерцает
Ярчайшую из звезд,
Что нам лучи дневные посылает.
И чует под ногою Галилей
Земли круговращенье, но ему
Рим ослепленный шлет за то тюрьму.
А шар земной летит, не уставая,
Моря пространств бездонных проплывая,
[# 38] Светила с ним, горящие, плывут
В полете огненном; тогда был вброшен
В средину их Ньютона быстрый дух;
Он следует за ними,
Он указует вечный
Им предначертанный движенья круг.

Что пользы в том, что покоришь ты небо,
Найдешь закон, который управляет
Водой и ветром, раздробишь лучи
Неосязаемого света, в землю
Зароешься, чтоб злата колыбель
Иль хрусталя открыть? О, гордый ум,
Вернись к собратьям! Горькая обида
Тогда в его ответе прозвучала:
«Как долго ум с невежеством боролся,
Как тяжко цепь бряцала,
Что тирания в ярости сковала,
Из края в край, от века и до века,
Бросая человека
От рабской доли к смертному одру!
Теперь довольно!» — Пламенную речь
Услышали тираны и призвали
Двух верных слуг к себе: огонь и меч.

«Безумцы! Эти жаркие костры,
Что в ярости мне смертью угрожают
И с правдой за меня вступают в бой,
То факелы, что свет несут с собой
И царство правды в мире утверждают!
С любовью и тоской
Моя душа, отдавшись вдохновенью,
Ей вслед глядит, она влечет меня,
Я не боюсь ни смерти, ни огня, —
Так неужели поддамся я сомненью?
Иль, может быть, назад
Мне отступить? Но разве волны Тахо
Когда-нибудь обратно возвращались,
В морской простор однажды устремившись?
Пускай навстречу громоздятся горы,
Им не сдержать кипящий ураган, —
Его несет сквозь встречные заторы
Сама судьба в мятежный океан».

[# 39] Настал великий день,
В который смертный из глубин паденья
Воспрянул гордо, полный возмущенья,
И над простором рек
Пронесся клич: свободен человек!
И полетел, сметая все преграды,
Святой призыв; и эхо понесло
Его чудесно на крылах могучих,
Что создал Гутенберг;
И, окрыленный, вмиг
Он взвился над горами, над морями,
Господствуя, свободный, над ветрами.
Не заглушил его тиранов крик,
И мощно прозвучал во всей природе
Призыв рассудка: человек свободен!

О, слово сладкое: свободен! Сердце
Трепещет, ширясь, твой заслышав звук;
Тобой зажженный дух,
Охваченный священным вдохновеньем,
Взмывает ввысь на огненных крылах
И радостно кружится в облаках.
Вы, внемлющие песне
Моей, о, где вы, смертные? Я вижу
С высот, как медные врата судьбы
Отверзлись — и, порвав покров времен,
Грядущее простерлось предо мною!
И вижу я, что шар земной отныне
Не жалкая планета, где царят
Война и зависть в яростной гордыне.

Исчадья зла, они навек исчезли,
Как прекращается ужасный мор,
Как черная чума уходит, если
Суровый Аквилон подует с гор.
Все люди равными отныне стали,
Распался гнет губительных оков;
Ликующие клики прозвучали:
Тиранов нет, нет более рабов!
Любовь и мир на всей земле настали,
Любовь и мир вдыхает все вокруг,
«Любовь и мир!» — гремят раскатом дали.
А в небе бог, на троне золотом,
Простер свой скипетр вниз, благословляя,
[# 40] Да радость и веселье снидут в мир,
Как в древние века,
Потоком мощным землю затопляя.

Ты видишь, видишь этот обелиск,
Сей памятник прекрасновеличавый, —
Он ослепляет, словно солнца диск!
Не так могущественны пирамиды,
Создание рабов, что, их же мощью
Потрясены, свои склонили главы!
Пред ним неугасимо
Струится аромат,
Что Гутенбергу в изумленье люди
В знак благодарности везде кадят.
Хвала тому, кто темной силы чванство
Повергнул в прах, кто торжество ума
Пронес сквозь бесконечные пространства;
Кого в триумфе Истина сама,
Осыпавши дарами, вознесла!
Борцу за благо — гимны без числа!

Бремен

Переведено Ф. Энгельсом в начале 1840 г.

Напечатано в «GutenbergsAlbum». Braunschweig, 1840

Подпись: Фридрих Энгельс

Печатается по тексту альбоме

Перевод с немецкого

Примечания #